Рассказ шизофреника: как болезнь изменила всю мою жизнь
Рассказ шизофреника: как болезнь изменила всю мою жизнь
Я впервые почувствовала себя очень плохо, когда мне было 20 лет. В то время я училась в университете.
Когда я поступила, мне было не по себе от того, что приходилось быть вдали от дома, но постепенно у меня появились друзья. Мне нравилось учиться, особенно курс драмы. Хотя в этот период меня посещало много депрессивных мыслей.
Я работала на трех работах, чтобы оплачивать жилье. Вкупе с учебой такой образ жизни в какой-то момент стал невыносимым.
Я практически совсем перестала спать. Тогда-то и начались проблемы.
Мне казалось, что окружающий мир утратил краски. Именно так можно описать мое тогдашнее состояние. Все стало серым и унылым.
Мысли и фразы стали ускользать от меня. Я начинала о чем-то думать и теряла нить. Вдобавок я не могла говорить. Слова просто физически не вылетали изо рта.
Появились постоянные страхи. Особенно страшно было, когда я начала слышать посторонние голоса по радио или по телевизору. Я не понимала, что происходит, и не догадывалась, насколько серьезно я больна.
Как-то в выходные меня навещали дядя с тетей. Мы гуляли по городу, и вдруг я увидела, что все вокруг опустело, люди исчезли, а здания разрушились. Я шла совершенно одна по безлюдному, заброшенному городу.
Конечно же, это было не так, но во время психического припадка видения и есть твоя реальность. И нельзя щелкнуть пальцами, чтобы все вернулось назад. Это невозможно.
Как в тумане
Этот период моей жизни прошел, как в тумане. Я все время пребывала в растерянности, ощущала себя измотанной и напуганной, поэтому помню о тех временах не очень много.
Из-за нарушений речи я не могла рассказать близким и друзьям о том, насколько серьезно мое состояние. Думаю, я и сама не до конца это осознавала. Человек, страдающий психозами, чаще всего боится в этом признаться.
Автор фото, AliceEvans
Элис было 20 лет, когда начали проявляться признаки шизофрении
Однажды я вышла из дома, совершенно не понимая, куда иду. Я бродила по улицам, одинокая и потерянная. Садилась в какие-то автобусы, чтобы добраться до дома, но не знала, по какому маршруту они идут. Рядом не было никого, кто бы мог помочь.
Каким-то образом, до сих пор не знаю как, меня подобрали мои друзья и отвезли к моим родителям в Девон.
После этого я не покидала родительский дом в течение 10 лет.
Родители отвели меня к психиатру, который разговаривал со мной очень ласково и прописал препараты, купирующие симптомы шизофрении. Эти симптомы выражались в галлюцинациях, различных маниях и душевном смятении.
Побочные эффекты
Услышав свой диагноз – шизофрения, – я даже обрадовалась. По крайней мере, я поняла, с чем имею дело, и могла начать борьбу за будущее.
Лекарства подействовали почти моментально, но мне хотелось пройти курс терапии, в рамках которой я могла бы поговорить о своей болезни. В то время такого рода лечение очень плохо финансировалось. Да и в наши дни психически больные люди сталкиваются с такой же проблемой.
Принимая лекарства, я начала понемногу двигаться к исцелению. Понемногу начала возвращаться речь, я начала сама мыться и обслуживать себя на элементарном уровне. Те, кто говорит, что психические расстройства не влияют на физическое состояние, неправы. В моем случае мое тело тоже вышло из строя.
К сожалению, у моих препаратов были побочные эффекты, и примерно за год лечения я набрала более 60 килограммов.
Лишний вес был моей проблемой еще в школьные годы, хотя сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что тогда мне не о чем было волноваться. Такая мощная прибавка в весе усугубила мое состояние. Я чувствовала себя непривлекательной, не хотела видеться с друзьями, а моя боязнь выходить наружу исключала возможность заняться спортом.
Потом я нашла первую за много лет работу: мыла посуду в местном пабе. Я надевала наушники, включала любимую музыку и так работала всю смену, мне это даже нравилось. Но, к сожалению, здоровье давало о себе знать, и я не могла иметь постоянную работу. Это был какой-то порочный круг.
К новой жизни
Но однажды случилось чудо, благодаря которому я нашла новых друзей. Мне всегда нравились музыка и искусство, задолго до болезни. И моя мама убедила меня поступить в местный театральный кружок. Меня пугала перспектива находиться в обществе незнакомых людей и играть на сцене, но меня там приняли очень хорошо, и я получила роль в постановке, над которой шла работа.
Автор фото, AliceEvans
В течение долгого времени Элис не могла говорить
Мне было очень трудно запоминать текст, но это никого не раздражало. У ребят была хорошая реакция и чувство юмора, они всегда спасали ситуацию, если я забывала слова.
Больше всех из группы я сдружилась с Тристаном. Он меня поддерживал во всем, и однажды я рассказала ему о своей шизофрении. У него тоже были некоторые психические расстройства, и мне было легко говорить с ним об этом, зная, что он меня понимает.
В один из дней он объявил, что решил поступить в университет и предложил мне тоже подать документы. Я была в ужасе, но его сила и поддержка вкупе с моей собственной внутренней верой в себя сделали свое дело. Я послала заявку и к моему огромному удивлению была принята в Институт искусств в Челси.
И тогда началась моя жизнь.
Автор фото, BBC World Service
Один из симптомов шизофрении — уход в себя, отключение от окружающей действительности
Несколько фактов о шизофрении:
- Один из каждой сотни человек в Британии страдает шизофренией
- Обычно болезнь проявляется примерно в 20 лет
- Симптомы болезни делятся на позитивные и негативные. К позитивным относятся галлюцинации и мании, к негативным — отсутствие мотивации, замыкание в себе, отсутствие интереса к окружающей жизни. Негативные симптомы, как правило, более долгосрочны и труднее поддаются лечению.
- Продолжительность жизни людей, больных шизофренией, на 15 лет меньше, чем у остальных
Источник: Rethink Mental Illness
_________________________________________________________________
Головокружительная карьера
Я начала делать фотографии и снимать фильмы, в которых передавала свои ощущения.
Через это искусство я могла рассказать другим гораздо больше о своих переживаниях, чем на словах. Еще один важный шаг на пути к нормальной жизни для меня заключался в том, что я попала к блестящим специалистам в области психических расстройств, которые помогли мне стать более независимой. Преподаватели и студенты в институте всячески поддерживали меня.
Два года назад моя ситуация снова немного "просела". Избыточный вес помешал организму эффективно справиться с легочной инфекцией, и я провела 10 дней в реанимации с признаками астмы. К счастью, я полностью поправилась, и мне разрешили пройти операцию по удалению лишнего веса – еще одна важнейшая глава в моей истории исцеления.
Так Элис выглядит сейчас
Я устроилась работать волонтером в местном благотворительном фонде, ориентированном на помощь душевнобольным. Там я приобрела много опыта и полезных навыков. Они же направили меня на речевую терапию, что тоже сыграло огромную роль в моем возвращении к нормальной жизни. К сожалению, финансирование фонда значительно сократилось, и отделение, в котором я работала, были вынуждены закрыть к разочарованию и персонала, и пациентов.
Однако мне крупно повезло. Перед тем как закрыться, сотрудники этого отделения помогли мне подать документы на получение степени магистра в Королевском институте искусств. Понемногу я сама начала заниматься преподавательской деятельностью, помогала другим открыть в себе художественные таланты. В настоящий момент я занимаюсь получением профессорской степени.
Мне понадобилось 20 лет, чтобы прийти к моему нынешнему состоянию, и у меня до сих пор случаются приступы. Жить с шизофренией очень трудно, и мне очень повезло, что моя семья и друзья оказали мне такую невероятную поддержку. Они и сейчас всегда оказываются рядом, когда мне становится хуже.
Если мы сможем победить стереотипы, добьемся хороших инвестиций в развитие этой области психиатрии и начнем оказывать своевременную поддержку людям с шизофренией, им не нужно будет барахтаться в одиночку, как это поначалу было со мной, а можно будет сразу начать двигаться в сторону выздоровления.
Палата N 6
alt=»Сам по себе диагноз не определяет социальную опасность человека, но спрятаться от этой проблемы не получится никак. Фото: photoxpress.ru» />
Борис Цыганков: По статистике ВОЗ, каждый седьмой человек из тысячи — шизофреник. Причем большая часть из них приходится на долю людей в возрасте от 15 до 35 лет. Сегодня шизофренией болеют 24 миллиона человек на планете. В соответствии со стандартной методикой DALY специалисты ВОЗ подсчитали, что число умственных и психических расстройств в 1990 составило 10% от всех заболеваний в мире, в 2007 году — уже 12,3%, а к 2020 году достигнет 15%. Эксперты отмечают, что многие страны при этом практически не занимаются проблемой психического здоровья. Две трети стран выделяют на психиатрию не более 1% бюджета здравоохранения. Психическому здоровью уделяется значительно меньше внимания, чем физическому.
В России ежегодно за психиатрической помощью обращаются 7,5 миллионов человек. Это превышает 5% населения страны. Большинство психиатрических пациентов, утративших работоспособность, становятся инвалидами в молодом и среднем возрасте: 25% — до 29 лет, 70% — до 40 лет. Причем нередко сами больные создают предпосылки для этого. И прежде всего потому, что не посещают психоневрологический диспансер после стационарного лечения. Исследования в одном из крупных городов показали, что не посещали диспансеры до 44% страдающих шизофренией. В 60% случаев пациенты госпитализировались недобровольно. В 35% случаев больные более месяца находились в состоянии обострения без медицинского наблюдения. Почти 70% больных не следовали режиму фармакотерапии, то есть полностью игнорировали врачебные предписания.
Выходит, люди не выполняют элементарные требования для сохранения собственного здоровья. А мы хотим, чтобы терапия была персонализированной.
Борис Цыганков: И надо все делать для персонализации терапии. Многообразие клинической картины, течения и исходов шизофрении делает лечение таких больных чрезвычайно сложным. Продолжительность жизни таких больных в среднем на 10 лет меньше. У 70% пациентов в течение года наблюдается обострение болезни.
Обострение шизофрении — это серьезная опасность?
Борис Цыганков: В 40% случаев это социальная опасность и суицидальный риск. Но 20-30% пациентов при условии адекватной терапии достигают "социального выздоровления".
Что нужно знать, живя рядом с шизофреником?
Борис Цыганков: Я бы разделил ваш вопрос на две части: что должны знать родственники, проживающие с больным человеком, и что должны знать люди, живущие рядом. Прежде всего необходимо понимать, что сам по себе диагноз не определяет социальную опасность человека, и что все болезни человека могут быть как хроническими, так и острыми, с длительными периодами ремиссии и даже выздоровлением.
Родственники, проживающие с больным, должны быть максимально осведомлены об особенностях течения болезни близкого человека и способствовать выполнению рекомендаций врача. Сотрудничество родственников пациента с врачами — мощный фактор профилактики обострений заболевания. Окружающим больного человека людям необходимо знать, что никакой диагноз не ущемляет прав человека и не допускает его дискриминации. Напротив, гуманитарные основы цивилизованного общества подразумевают сочувствие к больным, оказание им помощи и поддержки.
А если в ответ на сочувствие — агрессия?
Борис Цыганков: В случаях когда окружающие видят грубые формы нарушенного поведения, включая агрессию, пренебрежение социальными нормами и тому подобное, они могут обращаться с письменными заявлениями в правоохранительные органы, в психоневрологические диспансеры по месту жительства, в органы здравоохранения. И в определенных случаях госпитализация в психиатрический стационар может быть осуществлена в недобровольном порядке. Это записано в статье 29 закона о психиатрической помощи. К ним относятся различные состояния у лиц, страдающих тяжелыми психическими расстройствами при непосредственной опасности для себя и окружающих; при беспомощности больного, то есть неспособности самостоятельно удовлетворять жизненные потребности, что может нанести существенный вред здоровью больного, если он будет оставлен без психиатрической помощи. Правомерность недобровольной госпитализации проверяется судом уже после госпитализации больного.
«Я видела существ из параллельной реальности» Как живут люди с шизофренией
Шизофрения — тяжелое психическое нарушение, которым страдают более 20 миллионов человек по всему миру. Часто люди с этим заболеванием галлюцинируют, слышат голоса, видят то, чего нет на самом деле, и подвержены бредовым идеям. «Лента.ру» при поддержке фармацевтической компании «Гедеон Рихтер» поговорила с людьми, у которых диагностирована шизофрения, и узнала, как определить психическое расстройство и что с этим делать.
Сара, 28 лет: «Все начиналось невинно: я будто слышала мысли людей»
У меня диагностировали параноидную форму шизофрении, когда я лежала в психиатрическом стационаре. Диагноз поставили практически сразу, после первого консилиума специалистов.
У каждого человека, столкнувшегося с шизофренией, болезнь протекает по-разному. Пусковой кнопкой к ее развитию может послужить что угодно — любой сильный стресс, роды, смерть близкого или употребление наркотиков.
Первые симптомы заболевания появились полтора года назад, мне было 27. Тогда я была магистрантом, преподавателем-стажером в одном из ведущих вузов страны. Все начиналось вполне невинно: я будто слышала мысли людей. В какой-то степени это было интересно — мне казалось, будто у меня проснулись сверхспособности. Я могла ехать в троллейбусе и слышать гул чужих мыслей: «надо забрать ребенка из сада», «мне грустно», «хочу купить телевизор». И это в то время, когда у меня нет детей, и телевизор мне не нужен. К счастью, на качество жизни и на работу это никак не влияло, я могла контролировать это.
Спустя какое-то время краски начали сгущаться — это совпало с возросшим уровнем ответственности на работе и приближением срока защиты магистерской диссертации. Я больше не могла отстраняться от чужих мыслей, они буквально поселились в моей голове, места для меня самой уже не осталось. Когда я находилась в каком-либо обществе, я слышала невербальные угрозы от окружающих. Мне было страшно ездить в метро, потому что я была убеждена, что мои мысли может прочесть любой человек.
Кульминацией стал экзамен по философии. Тогда я была убеждена, что кто-то вынул из моей головы мозг, поэтому я ничего не помню. Мне стало ясно, что со мной что-то не так.
Болезнь ухудшала мое состояние, становилось все труднее жить в мире, который будто бы ополчился против меня. Но в действительности против меня ополчился мой собственный мозг, что кажется еще более ужасающим.
Я рассказала все родителям, они забрали меня в родной провинциальный городок и отправили в центр пограничных состояний. Там мне выписали препараты-антипсихотики.
Наверняка все слышали выражение «страдающий шизофренией» — и это отлично описывает заболевание. Болезнь мучает, выматывает, делает существование непереносимым. Самое страшное — это, скажем, печать фатума, наложенная ею. Хроническая… неизлечимая… прогрессирующая… Все эти слова могильными плитами лежат на нас, людях с диагнозом.
Отгороженность от мира, невозможность реализации, инвалидизация, стигматизация — вот хоровод, с которым мы сталкиваемся. Мы никогда не сможем объясниться с этим миром, высказаться в него. Мы никогда не будем поняты, потому что это не объяснить так, как можно объяснить влюбленность, боль в ухе или отчаяние, которые так или иначе испытывали все люди.
Есть люди с шизофренией, которые под наблюдением специалиста в результате многолетних проб разных препаратов смогли найти оптимальную схему лечения. Хороший пример — это Элин Сакс, американская профессор, доктор наук. Ее книга «The center cannot hold» в определенный момент осветила мою жизнь надеждой и показала, что еще рано сдаваться — все можно изменить. Да, придется постоянно бороться, стать настоящим воином, но это того стоит.
Шизофрения — это повод к получению инвалидности, но не во всех случаях. Хотя я стою на учете в ПНД, инвалидности мне удалось избежать. И все же некоторые ограничения в жизни в целом и в работе в частности у меня есть. Я больше не могу преподавать, не могу водить автомобиль. Думаю, и на ответственных руководящих постах мне работа не светит.
Вылечиться полностью от шизофрении невозможно, но можно добиться стойкой ремиссии и полной социальной и трудовой реабилитации.
Людям с заболеванием необходима поддержка, поэтому родственникам «болящего» нужно быть готовыми бороться. Необходимы и максимально квалифицированные специалисты. А вот обращаться к изгоняющим бесов экстрасенсам, шаманам и магам нельзя ни в коем случае. Так можно потерять очень ценное время, деньги и к тому же усугубить заболевание.
Если вы замечаете, что между реальностью и тем, что происходит в вашей голове, большая разница — стоит идти к специалисту. Стоит быть всегда очень критичным к себе и включать рациональное мышление. То есть, к примеру, какова вероятность того, что вы земное воплощение какого-нибудь бога?
Я бы хотела обратиться ко всем, кто столкнулся с шизофренией: будьте сильными, не опускайте рук, не жалейте денег на специалистов и препараты — все это окупится вашим состоянием. Путь будет долгим и трудным, но он того стоит. Найдите тех, кто поймет вас, не стигматизируйте заболевание, лечитесь — и вы добьетесь ремиссии. Ну и занимайтесь по возможности творчеством.
Екатерина, 37 лет: «Я начала видеть существ из параллельной реальности»
Шизофрения обычно кажется чем-то непоправимым. Тут же рисуются картины об отсутствии будущего, о жизни в психбольнице. Но ведь на сегодняшний день это не так! Многие люди с диагнозом шизофрения вполне успешны — как профессионально, так и в личном плане.
Да, диагноз действительно сложно принять. Я рыдала, когда специалист предположил, что у меня шизофрения, — это как узнать, что ты смертельно болен, только не телом, а душой и разумом.
Есть проблема, что человеку с таким диагнозом, ничего не объясняя, специалисты назначают кучу достаточно тяжелых препаратов с огромным количеством побочных эффектов. И люди даже не понимают, зачем все это нужно и нужно ли это вообще. Люди не знают, что препараты можно менять, корректировать дозу. Это часто приводит к самовольному отказу от медикаментозного лечения, которое при правильном подборе препаратов дает возможность находиться в сознании. Еще каких-нибудь 50 лет назад такой возможности у больных не было!
Когда появились первые признаки заболевания, я даже не поняла, что это болезнь, — в этом ее коварство. В какой-то момент я стала жить как бы в двух реальностях. И с каждым днем этих реальностей становилось больше. Это как жизнь в разных измерениях, в которых отличается не пространство, но твоя жизнь, опыт, судьба.
Это очень сложно описать. Представьте себе, что есть Вы, и есть другой Вы, только он в другом измерении. Возможно, в другом времени. Таких Вас много, и все они связаны. От действий каждого из этих личностей зависит их же будущее, будущее их близких и все события вокруг. Потом клубок разрастается до таких размеров, что невозможно это распутать. И наступает отчаяние. Как бездна, в которую стремительно затягивает, из которой не выбраться.
В какой-то момент я начала видеть разных существ, как будто из параллельной реальности. Одни были агрессивны и нападали на меня, другие защищали. Но я понимала, что это вижу только я, и никому об этом не говорила.
Ну, а потом настал момент, когда некоторые симптомы вышли на поверхность. Родные поняли, что дело плохо, и вызвали скорую. Я не была опасна ни для себя, ни для окружающих, поэтому поначалу медики не хотели увозить меня — для этого не было оснований. Но потом они увидели мои старые, многолетней давности, шрамы от самоповреждений, и именно эти шрамы стали поводом для помещения в стационар.
Я никому, ни одному человеку на свете не пожелаю заболеть этой болезнью. Сложно передать весь спектр чувств, которые приходится испытывать в состоянии психоза (у меня за последние полтора года таких было три). Ты попадаешь в обстоятельства, на которые не можешь повлиять никаким образом, и вместе с тобой, по твоей вине, здесь оказываются дорогие тебе люди. Что может испытывать человек, который, к примеру, уверен, что он заперт навсегда в своей квартире вместе со своими детьми, а в это время пришла ночь, которая никогда не закончится? Это страх и полное отчаяние.
Когда из психоза выходишь, начинается период восстановления. Это тоже очень непросто. Бывает очень сложно сделать хоть что-то — даже встать с кровати. Бывает так, что наступает полная пустота внутри, и ты не чувствуешь ничего, вообще ничего — ни радости, ни печали, ни любви, ни боли или каких-то других переживаний. И здесь снова появляется чувство вины, потому что ты не можешь выполнять даже повседневные дела.
Однажды я чуть не вышла в окно шестого этажа, а рядом были мои дети. Это произошло не потому, что я хотела свести счеты с жизнью. Просто в тот момент в моей реальности я верила в то, что мое физическое тело неуязвимо. Но мне повезло, меня остановили. Свекровь, увидев меня стоящей у окна, спокойным голосом сказала: «Закрой его, пожалуйста». И я закрыла.
В один момент я поняла, что нужна близким, детям, и это для меня важнее «сверхспособностей». И я должна сделать все, чтобы жить именно в реальном мире. Когда я поняла это, мое лечение стало осознанным. Я стала активнее сотрудничать со специалистами, слушать их рекомендации, искать информацию, читать литературу, связанную с психиатрией. Это был большой труд, но для меня было важно вернуться — ради тех, кому я нужна. Ключ, на мой взгляд, как раз в этом: найти в себе силы признать, что ты болен, и начать лечиться.
Если вы родственник человека, который столкнулся с шизофренией, нужно понимать, что шизофрения — это не блажь, не придуривание, не лень, не умственная отсталость. Это болезнь, которую нужно лечить, и чем раньше начнешь — тем лучше. Желательно, чтобы лечение заключалось не только в наблюдении у специалиста, но и в работе с психотерапевтом, социальным работником, с участием в группах взаимопомощи.
Если в семье болеет один, то поддержка и помощь нужна всем. Проблема ведь не только у больного. Так или иначе эта ситуация отражается на всей семье. Для детей это вообще серьезная травма, поэтому нельзя табуировать эту тему, как-то замалчивать ее. Детям людей с заболеваниями психики нужна поддержка в этом вопросе.
Я хочу обратить внимание на слово «поддержка». Не опека. Не нужно ни в коем случае делать все за больного, это только вредит. И не нужно нагружать его какой-то чрезмерной активностью, особенно если эта деятельность не в сфере его интересов. Нужно поддерживать и подбадривать его во всех начинаниях, талантах, способностях. По своему опыту знаю, что часто фраза «Выше нос, мы это преодолеем» порой важнее долгих мотивирующих разговоров.
У меня трое детей. Старшему было семь лет, когда я впервые попала в больницу. О том, что я больна, мы поговорили с ним не сразу. Тема была чуть ли не табуированной у нас в семье, да и я тогда не признавала в себе болезнь. Но было видно, что старший ребенок переживает. Все изменилось после третьего эпизода — тогда мы и поговорили. Я сказала, что во всем многообразии разных болезней есть еще и психические. Сын преобразился прямо на глазах, теперь он задает разные вопросы о заболевании, ходит со мной на мероприятия и довольно неплохо разбирается в теме психического здоровья. Дети способны понять, просто нужно называть вещи своими именами, хоть и страшно признаться во многом самому себе.
Около трех лет я принимала лекарства. На сегодняшний день мне удается обходиться без них. Я принимаю их изредка, когда чувствую в себе некоторые знакомые сигналы подступающего психоза. Но это бывает крайне редко — на фоне, например, сильной стрессовой ситуации. Я, конечно, довольна, что живу в наше время, и у меня есть шанс помочь себе медикаментами. Меня не мучают лоботомией, не надевают на меня мокрую тряпку, не подвешивают к потолку. Когда-то давно эти методы считались вполне себе адекватными, однако, как мы знаем сейчас, все это не имело результата или делало только хуже.
Мне нравится сравнение шизофрении с гриппом, хоть оно и недостаточно корректно. Можно ли навсегда избавиться от гриппа? Нет. Какой-то период времени тебе плохо, надо принимать жаропонижающее и много пить, соблюдать постельный режим. А потом все прошло, и не нужно специально ничего делать, чтобы чувствовать себя хорошо. Но симптомы могут вернуться, и нужно быть к этому готовым.
Лечение позволяет жить полноценной жизнью. Но нужно понимать, что одних лекарств мало. Лекарства только дают возможность вернуться в реальность, чтобы полноценно поработать над более глубинными причинами болезни. Социальная активность и социальная реабилитация тоже очень важны.
Я считаю, что в моем случае большую роль сыграла деятельность, которая мне интересна, к которой у меня есть склонность. Кстати, именно психологи в стационаре рекомендовали мне всегда находить в себе силы для того, к чему есть интерес. Хобби и увлечения очень важны! Они придают сил.
Я просто хотела бы поддержать тех, кто узнал свои проблемы в моей истории. Я знаю, что таких людей много. И много людей, которые справились, ведут активную полноценную жизнь, реализуют себя. Если кто-то смог — значит, сможет и еще кто-то. Нельзя замыкаться в себе. Желаю сил, терпения и успехов на этом нелегком пути. Это большой труд, но результат действительно стоит того, чтобы потрудиться.
Материал подготовлен при поддержке фармацевтической компании «Гедеон Рихтер».
Жизнь за зеркалом разума
Когда говоришь, что едешь в психбольницу, за тебя пугаются: как же так, там же сумасшедшие, они будут бегать за тобой по коридору с ножом. На самом деле человека с психическим расстройством трудно отличить от «нормального». В России ежегодно миллионы людей обращаются к психиатрам. Большинство из них если и попадают в больницы, то ненадолго. В основном они живут обычной жизнью — учатся, ходят на работу, общаются с друзьями и заводят романы. И им есть что рассказать об этой «жизни с диагнозом».
Четыре года назад при психиатрической клинической больнице имени Н.А. Алексеева (известна как Кащенко) было создано радио «Зазеркалье». В его эфирах пациенты психиатров говорят обо всем, что им важно. У них разные диагнозы — от биполярного расстройства до шизофрении. Они этого не стесняются, но врачи просят их не называть — по этическим соображениям. В России пока еще слишком сложно жить «со справкой». Хотя некоторые «шизофреники» кажутся нормальнее многих здоровых людей.
«Душевнобольной в 90% случаев безопаснее обычного гопника»
«Как-то я лежал в Кащенко, и ко мне в гости приехала подруга, — рассказывает Даниил. — Мы болтали, и я решил пошутить. Показываю на пустое место и говорю: «Я и мой друг Андрей — вот он стоит — решили, что…» Она смотрит туда, где «стоит Андрей». И я понимаю, что она мне верит. Я сам офигел от ее реакции».
На самом деле у Даниила не бывает галлюцинаций. Ему 24, он журналист. Высокий красивый парень с «радийным» голосом. Такие ребята работают в хороших местах, успешно делают карьеры и носят модные кеды. Встретив Даниила на улице, вы никогда не подумаете, что он лежал в нескольких психиатрических больницах, годами пьет таблетки и не может работать, потому что всегда чувствует себя усталым.
Многие боятся людей «со справкой», но по статистике они совершают преступления реже, чем здоровые. «Душевнобольной в 90% случаев безопаснее обычного гопника», — смеется Николай, крупный мужчина за 40, похожий на профессора философии. Он живет с психическим расстройством с 17 лет. Сейчас он, как и Даниил, в ремиссии. Это лучший результат: многие психические болезни полностью вылечить нельзя. Но можно и важно добиться улучшений, которые позволят человеку вести активную и полноценную жизнь.
Ходить к психиатру в нашей стране стыдно. Потому что «надо взять себя в руки, и все пройдет». Потому что «ну что ты, шизик, что ли». Потому что «со справкой» будет трудно устроиться на работу. «Многие приходят к нам, только когда их болезни уже пять-семь-десять лет, — объясняет заведующий медико-реабилитационным отделением Кащенко Аркадий Шмилович. — И их родственники — люди с высшим образованием! — скрывают их, водят к знахарям… Но чтобы помощь была эффективнее, к врачу надо идти быстро. Если в течение года после заболевания шизофренией человек оказывается у психиатра, в 80% случаев можно добиться глубокой и продолжительной ремиссии». Чем больше люди будут знать о психических расстройствах, тем меньше они будут бояться «мозгоправов». И тем больше у заболевших будет шансов: сначала — на помощь, потом — на жизнь без клейма «психа».
Радио «Зазеркалье» помогает не только реабилитировать больных, но и просвещать здоровых. В редакции есть несколько человек без диагнозов, в том числе главред и один из основателей — Дарья Благова, выпускница журфака МГУ. Остальные радийщики — пациенты психиатров. «Мы действительно видим мир не так, как видит его большинство. И мы не хотим убеждать вас в обратном», — говорится на их сайте. Заглянуть в «Зазеркалье» — значит узнать, что важно людям с психическими расстройствами. Темы для эфиров и рубрик они выбирают сами. Говорят о добре и зле, о вредных привычках, о темпе жизни, о страхах и о том, как психические расстройства влияют на жизнь. Иногда критикуют психиатров — без цензуры.
Аркадий Шмилович курирует проект, но его в студию обычно не приглашают. «Но если я не согласен с чем-то, то могу попросить потом дать мне возможность прийти с комментарием», — говорит он.
«Мама видит, что я на себе крест не ставлю»
— Знаете, чем отличается шизофреник от невротика? — говорит Николай в микрофон. — Когда шизофреника спрашивают, сколько будет дважды два, он отвечает: и пять, и семь, и это великолепно… А невротик знает, что четыре. И это ему не-вы-но-си-мо!
С Николаем в эфире Ася, Фриц, Даниил, Катя и еще несколько человек. Сегодня они рассуждают об отношении к психическим расстройствам. Вообще-то это всего лишь болезни, и непонятно, почему их надо стыдиться больше, чем гастрита или диабета. Но обычно такие расстройства или романтизируют — говорят, что все душевнобольные непременно художники и поэты, или стигматизируют — ставят клеймо «психа». Второй вариант встречается чаще.
— У меня даже родственники не знают о болезни, — говорит Ася. — Только родители. Мама говорит: они все равно ничем не могут помочь, что их зря расстраивать…
— Одна девушка меня спрашивала: «Почему у тебя руки в полосках, почему ты такой-сякой…» — вспоминает Фриц. — Я взял да ляпнул: у меня такое-сякое. Она испугалась.
«Полоски» на руках Фрица — это следы селф-харма (от английского self harm — самоповреждение). Селф-харм неравнозначен попыткам суицида. Иногда люди режут себе руки или ноги, чтобы получить разрядку, чтобы хоть как-то избавиться от напряжения. Впервые Фриц порезал себе руку в 12 лет: «Об этом узнала вся школа, и меня стали побаиваться. Потом я сам себя стал побаиваться. Стал злым, агрессивным. На всех кидался. И мама испугалась и решила меня отвести к психиатру». О диагнозе мама Фрицу рассказала не сразу.
Сейчас Фрицу 19, он учится на ветеринара и не режет себе руки уже четыре месяца. Ему не сразу подобрали подходящие препараты. Были галлюцинации. «Иду по улице с собакой, рядом мужик с ротвейлером. Потом отвернулся… смотрю — никого нет. Ни мужика, ни собаки, ни следа, — вспоминает Фриц. — Еще я боялся камер — везде их искал, и дома тоже, облазил всю квартиру и не нашел. Боялся числа 24 — у меня 24-го числа всегда происходит что-то плохое. Мне казалось, что люди видят мои мысли…»
Теперь Фриц сидит на «правильных» препаратах и счастлив. Говорит, что стесняться болезни не надо: «Мне пофиг. Если кто-то что-то мне говорит — это их проблемы».
«Это не очень понятно даже врачам»
Как люди сходят с ума? У всех проблемы начинаются по-разному, почти всегда — с мелочей. И люди не сразу понимают, что с ними что-то происходит, — а потому не сразу идут к врачам.
Даниил по десять раз перестилал постель и постоянно чувствовал тревогу — словно был не готов к сложному экзамену. «Я шел по улице и видел две дороги, которые вели в одно и то же место. Выбирал одну и думал: из-за того что я по ней пойду, у меня в жизни все развалится, — вспоминает он. — Возвращался, шел по другой дороге. И так по несколько раз». А в голове была пустота. Иногда Даниил говорил вслух только для того, чтобы строить длинные предложения. Он и сейчас, будучи в ремиссии, иногда теряет мысль — это случается и на эфирах.
Николай с 17 лет пытался «дойти до абсолюта». Поступил на архитектурный с высокими баллами, читал философские книги. Он все время думал — даже во сне. «Это неуправляемый поток мыслей: «Цапля стоит на одной ноге, солнце взошло, и уже без пяти минут как историческая наука в связи с архивными…» Ну вот так, — улыбается он. — И все выглядит как во сне. С преобладанием одного оттенка — такого коричневатого, красноватого…» Сначала пошел к невропатологу, потом — к психиатру. За всю жизнь лежал в больнице не раз. Но научился справляться и нормально работал. Никто не верит, что у него психическое расстройство, — даже когда он показывает справки.
Ася получила диагноз в студенчестве, лежала в больницах по несколько лет. Она филолог. Но объяснить словами, что с ней происходило, она почти не может. «Я переставала чувствовать, что я есть. Можно идти по улице — и дома какие-то огромные… Это не очень понятно даже врачам». Ася почти не работает — болезнь проявляется постоянным плохим самочувствием. «Я ущербной себя ощущаю вполне. Я обкрадена», — говорит она.
У Кати проблемы начались два года назад, в 19 лет. Ей просто было плохо — она «сидела и плакала». Когда через год это повторилось, Катя пошла к врачу. Сейчас она пьет таблетки, ведет канал о психических расстройствах в Telegram и старается заниматься спортом. Говорит, он правда помогает: «Я сегодня встала на физкультуру в 7 утра. Для здорового человека это нормально — ну, сходил в спортзал. А для меня это большой подвиг». Катя говорит: если вам кажется, что с вами «что-то не так», идите к врачу. Не будет ничего страшного, если окажется, что вы просто переутомились. Но если вовремя начать лечиться, то можно вырвать у болезни несколько лет здоровой счастливой жизни.
«Я никогда не знаю, в каком буду состоянии»
Может ли человек с психическим расстройством завести семью? Даниил говорит, что он не умеет чувствовать любовь. За время болезни он пережил три романа: «Одна девушка не смогла справиться с отсутствием сильных эмоций, одна разлюбила, одна устала меня видеть в таком состоянии». Семью он хотел бы, но почти уверен, что не получится. «Семья — это прежде всего ответственность. На тебя должно быть можно положиться. На меня положиться очень тяжело: я никогда не знаю, в каком буду состоянии».
Николаю к 44 годам завести семью не удалось. Хотя говорит, что любить доводилось, но — по-своему: «Большей ценностью было само переживание любви, а не объект. Я сначала влюблялся, а потом находил в кого». У Николая инвалидность и сниженная работоспособность. Говоря о семье, он, как и Даниил, признает: «не потянет».
Когда говоришь с интересным, разумным человеком и знаешь, что у него есть справка от психиатра, как-то особенно остро чувствуешь: нормы не существует. Здесь не стесняются слова «душевнобольной», но слово «ненормальный» в Кащенко произносить не хочется. «Вот вам зарисовка из жизни, — смеется Николай. — Идет по отделению психиатр. Из палаты выходит девушка — чуть ли не в ночной рубашке, руки подняты вверх, напевает… Он ее видит и говорит: «Это что за дурдом?»
Радио «Зазеркалье» создано Региональной общественной организацией «Клуб психиатров» при участии Благотворительного фонда «Добрый Век». Его можно слушать на сайте радио и в социальных сетях.